Прочтём название главы: «Стрелка барометра». В рассказе Константина Паустовского «Жильцы старого дома» мы уже встречали упоминание о сломанном барометре (см. рис. 2), который всегда показывал великую сушь.

Рис. 2. Барометр (Источник)

«Василий Никитьевич вот уже несколько дней стучал ногтями по барометру и шёпотом чертыхался, – стрелка стояла на "сухо, очень сухо". За две недели не упало ни капли дождя, а хлебам было время зреть. Земля растрескалась, от зноя выцвело небо, и вдали, над горизонтом, висела мгла, похожая на пыль от стада».

А. Толстой. «Детство Никиты»

Зной – это сильный жар от раскалённого солнцем воздуха.

«Погорели луга, потускнели, стали свёртываться листья на деревьях, и сколько Василий Никитьевич ни стучал в стекло барометра, – стрелка упорно показывала "сухо, очень сухо"».

А. Толстой. «Детство Никиты»

Была сильная засуха, а барометр не предсказывал изменения погоды.

«Собираясь за столом, домашние не шутили, как прежде, лица у отца и матушки были озабоченные: Аркадий Иванович тоже молчал, глядя в тарелку, и время от времени поправлял очки, стараясь скрыть этим сдержанный вздох. Но у него была своя причина: Васса Ниловна, городская учительница, обещавшая приехать погостить в Сосновку, написала, что "прикована к постели больной матери" и надеется повидаться с Аркадием Ивановичем только осенью в Самаре. Никита так и представлял эту Вассу Ниловну: сидит длинная унылая женщина в серой кофточке, со шнурком от часов, и одна её нога прикована цепью к ножке кровати».

А. Толстой. «Детство Никиты»

Никита буквально понял это выражение: «прикована к постели больной матери».

«В особенности в эти тусклые от сухой мглы, душные дни тоскливо было представлять себе городскую учительницу, сидящую у голой стены, у железной кровати.

За обедом Василий Никитьевич, выбивая пальцами полечку по краю тарелки, сказал:

– Если завтра не будет дождя, – урожай погиб.

Матушка сейчас же опустила голову. Слышно было, как, точно в бреду, звенела муха в огромном окне, в том месте, где наверху полукруглые двойные стёкла, никогда не протиравшиеся, были затянуты паутиной. Стеклянная дверь на балкон была закрыта, чтобы из сада не несло жаром.

– Неужели – опять голодный год, – проговорила матушка, – боже, как ужасно!»

А. Толстой. «Детство Никиты»

Голодный год – это когда во время засухи погиб урожай, люди чувствуют голод, они несытые.

Значит, уже был голодный год. И все понимают, как это ужасно.

«– Да, вот так: сиди и жди казни, – отец подошёл к окну и глядел на небо, засунув руки в карманы чесучовых панталон».

А. Толстой. «Детство Никиты»

Чесуча̀ – это шёлковая ткань особого сорта, желтовато-песочного цвета.

«– Ещё один день этого окаянного пекла, и – вот тебе голодная зима, тиф, падает скот, мрут дети… Непостижимо».

А. Толстой. «Детство Никиты»

Пекло – это страшная жара. Окаянное пекло – проклятая жара, которая несёт погибель. Вот о какой казни говорит отец.

«Обед кончился в молчании. Отец ушёл спать. Матушку позвали на кухню считать белье, Аркадий Иванович, чтобы уж совсем стало скверно на душе, отправился один гулять в раскалённую степь».

А. Толстой. «Детство Никиты»

Скверно – гнусно, противно, отвратительно.

«В комнатах, в полуденной зловещей тишине, только звенели мухи, все вещи были словно подёрнуты пылью. Никита не знал, куда приткнуться. Пошёл на крыльцо. Под мглистым, но особенно каким-то ослепительным белым светом солнца широкий двор был пустынен и тих, – всё заснуло, замерло. От тишины, от зноя звенело в голове.

Никита пошел в сад, но и там не было жизни. Прожужжала сонная пчела. Не шевелясь, висели пыльные листья, как жестяные. На пруду, врезанная в тусклую воду, стояла лодка, грачи засидели её белыми пятнами.

Никита побрёл домой и прилёг на пахнущий мышами диванчик. Посредине зала стоял оголённый от скатерти со множеством противных тонких ножек обеденный стол. Ничего на свете не было скучнее этого стола. Вдалеке на кухне негромко пела кухарка, – чистит, должно быть, толчёным кирпичом, ножи и воет, воет вполголоса от смертной тоски.

Но вот в полураскрытом окне, на подоконнике, появился Желтухин, клюв у него был раскрыт, – до того жарко. Подышав, он пролетел над столом и сел Никите на плечо. Повертел головой, заглянул в глаза и клюнул в висок, в то место, где у Никиты была чёрненькая родинка, как зёрнышко, – ущипнул и опять заглянул в глаза».

А. Толстой. «Детство Никиты»

Рис. 3. Скворец (Источник)

Желтухин – ручной скворец (см. рис. 3). Он будто бы приносит с собой жизнь: живой, активный, постоянно двигается.

«– Отстань, пожалуйста, убирайся, – сказал ему Никита и лениво поднялся, налил скворцу водицы в блюдечко.

Желтухин напился, прыгнул в блюдечко, выкупался, расплескал всю воду, повеселел и полетел искать места, где бы отряхнуться, почиститься, и сел на карнизик деревянного футляра барометра».

А. Толстой. «Детство Никиты»

Карниз – это горизонтальный выступ на стене, поддерживающий крышу здания или защищающий стену от стекающей воды.

«– Фюить, – нежным голосом сказал Желтухин, – фюить, бурря.

– Что ты говоришь? – спросил Никита и подошёл к барометру.

Желтухин кланялся, сидя на карнизике, опускал крылья, бормотал что-то по-птичьи и по-русски. И в эту минуту Никита увидел, что синяя стрелка на циферблате, далеко отделившись от золотой стрелки, дрожит между "переменчиво" и "бурей"».

А. Толстой. «Детство Никиты»

Скворец помог привлечь внимание Никиты к барометру.

«Никита забарабанил пальцами в стекло, – стрелка ещё передвинулась на деление к "буре". Никита побежал в библиотеку, где спал отец. Постучал. Сонный, измятый голос отца спросил поспешно:

– А, что? Что такое?..

– Папа, поди – посмотри барометр…

– Не мешай, Никита, я сплю».

А. Толстой. «Детство Никиты»

Как мы видим, отец, с одной стороны, ждёт известия, а с другой – не хочет верить.

«– Посмотри, что с барометром делается, папа…

В библиотеке было тихо, – очевидно, отец никак не мог проснуться. Наконец зашлёпали его босые ноги, повернулся ключ, и в приоткрытую дверь просунулась всклоченная борода».

А. Толстой. «Детство Никиты»

Всклокоченная – лохматая, взъерошенная.

«– Зачем меня разбудил?.. Что случилось?..

– Барометр показывает бурю.

– Врёшь, – испуганным шёпотом проговорил отец и побежал в залу и сейчас же оттуда закричал на весь дом: – Саша, Саша, буря!.. Ура!.. Спасены!

Томление и зной усиливались. Замолкли птицы, мухи осоловели на окнах».

А. Толстой. «Детство Никиты»

Соловеть – становиться вялым, сонным.

«К вечеру низкое солнце скрылось в раскалённой мгле. Сумерки настали быстро. Было совсем темно – ни одной звезды. Стрелка барометра твёрдо указывала "буря". Все домашние собрались и сидели у круглого сороконожечного стола. Говорили шёпотом, оглядывались на раскрытые в невидимый сад балконные двери».

А. Толстой. «Детство Никиты»

Собрались все вместе, напряжённо ждут, даже разговаривают шёпотом, будто боятся спугнуть стрелку барометра.

«И вот в мертвенной тишине первыми, глухо и важно, зашумели вётлы на пруду, долетели испуганные крики грачей».

А. Толстой. «Детство Никиты»

Вётлы – вид ивы.

«Отец ушёл на балкон, в темноту. Шум становился всё крепче, торжественнее, и, наконец, сильным порывом ветра примяло акации у балкона, пахнуло пахучим духом в дверь, внесло несколько сухих листьев, мигнул огонь в матовом шаре лампы, и налетевший ветер засвистал, завыл в трубах и в углах дома. Где-то бухнуло окно, зазвенели разбитые стёкла. Весь сад теперь шумел, скрипели стволы, качались невидимые вершины. Появился с балкона растрёпанный Василий Никитьевич, рот его был раскрыт, глаза расширены. И вот – бело-синим ослепительным светом раскрылась ночь, на мгновение чёрными очертаниями появились низко наклонившиеся деревья. И – снова тьма. И грохнуло, обрушилось всё небо. За шумом никто не услышал, как упали и потекли капли дождя на стёклах. Хлынул дождь – сильный, обильный, потоком. Матушка стала в балконных дверях, глаза её были полны слёз. Запах влаги, прели, дождя и травы наполнил залу».

А. Толстой. «Детство Никиты»