Мы продолжаем урок, связанный с темой и образом Петербурга в творчестве Пушкина, и обратимся к другому произведению – к поэме «Медный всадник», написанной Пушкиным в Болдинскую осень 1833 года. Данные поэмы – итог пушкинских размышлений над этой петербургской темой.

Памятник Петру I на Сенатской площади в Санкт-Петербурге, «Медный всадник» (Э. Фальконе, 1782)

Рис. 1. Памятник Петру I на Сенатской площади в Санкт-Петербурге, «Медный всадник» (Э. Фальконе, 1782) (Источник)

«Пиковая дама»

«Медный всадник» как первая петербургская повесть создана Пушкиным в 1833 году, в 1834 году он напишет вторую петербургскую повесть – «Пиковая дама».

Иллюстрация к повести Пушкина «Пиковая дама» (Р. Писарев, 1997)

Рис. 2. Иллюстрация к повести Пушкина «Пиковая дама» (Р. Писарев, 1997) (Источник)

Конечно, это будет совсем другой сюжет и другой персонаж, но в данном случае нас будут волновать некоторые общие мотивы, которые неожиданно обнаруживаются в обеих повестях. В образе Евгения из «Медного всадника» будет подчеркнут мотив бедности и неизбежности труда. А в образе Германа, героя «Пиковой дамы», этот мотив оборачивается мотивом, связанным с необходимостью молниеносного обогащения. С другой стороны, и в той, и в другой повести звучит мотив фантастических превращений. И если в «Медном всаднике» не совсем ясно: действительно ли всадник сорвался со своего пьедестала или перед нами сумасшедшее сознание персонажа, то в случае с «Пиковой дамой» перед нами фантастическая повесть в точном смысле этого слова. Потому что чтобы там ни происходило с самой игрой, явление мертвой графини описано Пушкиным таким образом, что этот потусторонний мир как бы реально существует и врывается в жизнь Германа, который интересует нас в качестве петербургского жителя. Таким образом, в общей концепции образ Петербурга возникает в творческом наследии Пушкина как образ, несущий в себе некую фантастичность, в котором могут происходить явления, выходящие за рамки реальности. Более того, эти два персонажа, Евгений и Герман, завершат свои судьбы одинаково. Правда, сумасшествие Евгения обернется для него одновременно неким духовным открытием, а сумасшествие Германа – духовным наказанием. Но и в том, и в другом случае и тот, и другой персонаж, невзирая на грандиозную разницу между ними – один персонаж положительный, а другой – отрицательный, – являются трагическими героями.

Начнем с определения жанра этой поэмы.

Поэма – это крупное стихотворное произведение с повествовательным сюжетом.

Повесть – это прозаический жанр неустойчивого объема с хроникальным сюжетом.

При жизни Пушкина был опубликован небольшой фрагмент из вступления, который мы хорошо помним, который звучит как некий гимн Петербургу. И Пушкин сопроводил этот отрывок подзаголовком «Отрывок из поэмы», а один из внутренних символов этой поэмы был связан с высоким, традиционным жанром высокой поэмы, с другой стороны, мы с легкостью здесь обнаружим другой традиционный классический жанр оды, когда речь идет о гимне Петербургу. Заметим, что подзаголовок, который Пушкин дает своей поэме, никак не связан с этими жанрами. Он называет свою поэму иначе: «Петербургская повесть», чем заставляет вспомнить о таком же странном определении жанра, которое обнаруживается в «Евгении Онегине». Перед нами, с одной стороны, роман, а с другой – роман в стихах. Это странное соединение высокого и низкого во многом предопределило собою своеобразие всей этой поэмы, место в творчестве Пушкина и место в истории русской литературы. Оно начинается с самого начала и обнаруживает себя тут же, во вступлении:

На берегу пустынных волн Стоял он, дум великих полн, И вдаль глядел. Пред ним широко Река неслася; бедный чёлн По ней стремился одиноко. По мшистым, топким берегам Чернели избы здесь и там, Приют убогого чухонца; И лес, неведомый лучам В тумане спрятанного солнца, Кругом шумел.

Перед нами вполне прозаическое описание пейзажа пустынного места, а вот дальше разворачиваются думы этого человека:

И думал он: Отсель грозить мы будем шведу, Здесь будет город заложен На зло надменному соседу. Природой здесь нам суждено В Европу прорубить окно, Ногою твердой стать при море. Сюда по новым им волнам Все флаги в гости будут к нам, И запируем на просторе.

И вот прежний прозаический тон сменяется высоким и поэтическим. Понятно, что Петр мечтает о создании новой столицы, нового города, европейского города. И дальше, рисуя облик города, который через сто лет возник, Пушкин использует замечательный прием олицетворения: Петербург возникает как бы сам собой:

И ныне там По оживленным берегам Громады стройные теснятся Дворцов и башен; корабли Толпой со всех концов земли К богатым пристаням стремятся; В гранит оделася Нева; Мосты повисли над водами; Темно-зелеными садами…

Такое ощущение, что город вырастает сам, неким чудесным образом. Подготавливая один из самых фантастических моментов этой поэмы, связанной с оживлением медного всадника. Заканчивается это вступление знаменитым гимном Петербургу: «Люблю тебя, Петра творенье», где автор рисует классическую картину Петербурга в разных его ипостасях. Однако завершается вступление возвращением уже к другой теме. Не высокой, не одической, не поэмной, а к тому, что сам Пушкин определил в качестве петербургской повести, некого случая, некого происшествия, который произошел на фоне этой грандиозной картины:

Красуйся, град Петров, и стой Неколебимо как Россия, Да умирится же с тобой И побежденная стихия; Вражду и плен старинный свой Пусть волны финские забудут И тщетной злобою не будут Тревожить вечный сон Петра!

Так заканчивается одическая часть вступления, потому как основная часть поэмы будет диаметрально противоположна по своему сюжету. Все-таки финские волны не забудут свой плен, все-таки они будут тревожить если не сон Петра, то жизнь обычных петербургских жителей.

И тут начинается первая часть поэмы, которая тоже обнаруживает некоторую странность. Поэма называется «Медный всадник» и, казалось бы, главным персонажем, главным героем должен быть Медный всадник, но это совсем не так, потому что герой ее будет типичен, в начале, по крайней мере, как раз для жанра повести. Это будет обычный человек. Хотя имя носить он будет героя другого пушкинского романа, «Евгения Онегина»:

Мы будем нашего героя Звать этим именем. Оно Звучит приятно; с ним давно Мое перо к тому же дружно. Прозванья нам его не нужно.

Любопытно, что герой тут выступает без фамилии, у него осталось одно имя, потому что фамилия – это показатель рода. Если Евгений Онегин – родовитый дворянин, то Евгений из «Медного всадника» – дворянин, потерявший свое дворянство, свое родство. И именно об этом дальше рассуждает Пушкин:

Хотя в минувши времена Оно, быть может, и блистало И под пером Карамзина В родных преданьях прозвучало; Но ныне светом и молвой Оно забыто.

Перед нами возникает совсем иной персонаж. Это – плод Петровской реформы, которая разрушила предшествующее отношение к дворянству, связанного, в первую очередь, с родством. И предложила другую идею – идею служивого дворянства, идею чиновников. И Евгений из «Медного всадника» – это как раз персонаж, явившийся в качестве исторического плода петровских реформ, равно как и сам Петербург в качестве новой столицы. И поэтому живет он не у Летнего сада и гуляет не по Невскому проспекту.

Наш герой Живет в Коломне; где-то служит, Дичится знатных и не тужит Ни о почиющей родне, Ни о забытой старине.

А стало быть, этими нуждами обычной петербургской жизни и ограничены мечты нашего персонажа. Он совсем не рассуждает о возможности каких-нибудь исторических подвигов, замечательных достижений в плане науки или искусства. О чем он может думать? Он думает о хорошем месте, которое могло бы принести ему приличный доход и в связи с этим о возможности осуществить свою самую главную мечту – жениться на своей любимой Параше. Обычный банальный круг обычных повседневных тем. И то по существу, скорее всего, сформированных нуждой, необходимостью. Но и этим мечтам нашего героя осуществиться здесь, в Петербурге, не дано, потому что первая часть завершается описанием знаменитого наводнения, случившегося в Петербурге 7 ноября 1824 года. Именно это наводнение и дало Пушкину право назвать свою поэму повестью, потому что он рассказывает о случае, произошедшем совсем недавно. Образ наводнения выстраивается Пушкиным таким же способом, когда он, с одной стороны, описывает реальные происходящие события, а с другой стороны, поднимает их до очень высоких и значительных тем. Финал этого потопления заканчивается таким образом:

И всплыл Петрополь, как тритон,

По пояс в воду погружен...

И вот перед нами уже не обычный Петербург, даже в том виде, в котором его воспринимает персонаж, почти мифологический:

И вот уже с размытого кладбища

Воды Невы несут гробы.

Народ воспринимает наводнение как страшный суд, как Божий гнев. И наш герой пытается спрятаться от волн, сидя на спине каменного льва на Петровой площади. Но размышляет он не о себе, размышляет он о своей Параше, живущей с другой стороны Невы, на Новосибирском острове в гавани. И смутное сомнение терзает Евгения относительно того, что его мечта может оказаться нереализованной и может не случиться. Это размышление поднимается им до уровня попытки понять смысл своего существования:

И жизнь ничто, как сон пустой, Насмешка неба над землей?

Переживания Евгения осознаются здесь и переживаются очень высоко. А завершается эта глава обращением к Медному всаднику несколько неожиданным образом:

И он, как будто околдован, Как будто к мрамору прикован, Сойти не может! Вкруг него Вода и больше ничего! И, обращен к нему спиною, В неколебимой вышине, Над возмущенною Невою Стоит с простертою рукою Кумир на бронзовом коне.

Удивительно, что Петр во вступлении вообще никак не назван. Здесь он возникает даже не в виде этого всадника, а в виде кумира на бронзовом коне. А в Медного всадника он превратится только в финале второй части.

Дальше сама повесть рассказывает вполне банальную историю. Конечно, Евгению удалось перебраться через Неву, убедиться, что домик, где жила Параша со своей матерью, оказался снесен. Он их не находит. Понятно, что в результате он сходит с ума, потому что эта единственная мечта его жизни не осуществилась. Персонаж, если вспоминать облик Петербурга, не просто сходит с ума. Он теряет возможность своего существования, он превращается в бездомного человека. Или, другими словами, в человека, домом которого становится жестокий, бесчеловечный, каменный Петербург. Он поворачивается к нашему сумасшедшему Евгению самыми мрачными, самыми жестокими сторонами. Но при этом облик персонажа меняется. Сама тема сумасшествия оборачивается не только потерей привычного рассудка, а и несет с собой отзвуки предшествующего наводнения:

Но бедный, бедный мой Евгений ... Увы! его смятенный ум Против ужасных потрясений Не устоял. Мятежный шум Невы и ветров раздавался В его ушах. Ужасных дум Безмолвно полон, он скитался.

Из прежнего маленького, никчемного человека он вдруг превращается в некое странное существо:

Он оглушен Был шумом внутренней тревоги. И так он свой несчастный век Влачил, ни зверь ни человек, Ни то ни сё, ни житель света, Ни призрак мертвый...

Именно в таком странном состоянии безумия с Евгением происходит центральный эпизод всей поэмы: столкновение его с Медным всадником, потому что вдруг, через год, в таком странном состоянии безумия блуждая неподалеку от Петровской площади, он обнаруживает, или ему так кажется в этом полутемном сознании, в качестве источника и причины всей не случившейся его жизни именно Петра, явленного фигурой Медного всадника. В итоге в его сознании вырастает бунт:

Он мрачен стал Пред горделивым истуканом И, зубы стиснув, пальцы сжав, Как обуянный силой черной, «Добро, строитель чудотворный! — Шепнул он, злобно задрожав, — Ужо тебе!..» И вдруг стремглав Бежать пустился. Показалось Ему, что грозного царя, Мгновенно гневом возгоря, Лицо тихонько обращалось... И он по площади пустой Бежит и слышит за собой — Как будто грома грохотанье — Тяжело-звонкое скаканье По потрясенной мостовой. И, озарен луною бледной, Простерши руку в вышине, За ним несется Всадник Медный На звонко-скачущем коне…

Возникает фантастическая ситуация. И связана она не только с этим мотивом вдруг ожившего всадника, а с тем, что этот всадник испугался лепета нашего Евгения: кумир на бронзовом коне, который величаво красовался над бурными водами Невы никак не задетый всем этим наводнением, был вынужден оставить свой пьедестал и отправиться вслед за бунтовщиком. Это будет мгновение, все успокоится, сам Евгений испугается того, что с ним произошло:

И с той поры, когда случалось Идти той площадью ему, В его лице изображалось Смятенье. К сердцу своему Он прижимал поспешно руку, Как бы его смиряя муку, Картуз изношенный сымал, Смущенных глаз не подымал И шел сторонкой.

Конечно, Евгений бунтует против Петра, против Петербурга, против истории, которая привела его к такому сегодняшнему состоянию. Речь тут идет уже не только о маленьком человеке Евгении и медном всаднике Петре. Речь идет о столкновении человечности этого маленького человека и бесчеловечности государственной машины, олицетворением которой становится Медный всадник.

Финал будет странный. Конечно, герой наш умрет и будет похоронен на неком острове:

Остров малый На взморье виден. Иногда Причалит с неводом туда Рыбак на ловле запоздалый И бедный ужин свой варит, Или чиновник посетит, Гуляя в лодке в воскресенье, Пустынный остров. Не взросло Там ни былинки. Наводненье Туда, играя, занесло

Домишко ветхой. Над водою Остался он как черный куст. Его прошедшею весною Свезли на барке. Был он пуст И весь разрушен. У порога Нашли безумца моего, И тут же хладный труп его Похоронили ради бога.

Мы повернули почти к началу поэмы – «на берегу пустынных волн». Как будто никакого Петербурга не было, а остался этот пустынный остров и труп Евгения, вероятно, все-таки нашедшего домик своей Параши, хоть так приблизившегося к ней, хоть так осуществившего свою мечту. Это соединение символического, возвышенного, одического в этой поэме с одной стороны, с другой, того, что принято называть петербургской повестью, привело к удивительным открытиям. С одной стороны, в этой петербургской повести зазвучат фантастические мотивы, мотив невозможности существования человека в Петербурге: Петербург задавит его даже с простыми, повседневными мечтами и идиллиями. Этот город не создан для человека. Понятно, что это не город Евгения Онегина, это совсем другой город – город маленького человека.

«Пушкин и Гоголь»

Сам жанр, открытый Пушкиным, жанр петербургской повести, оказался с очень значительной последующей судьбой. Именно в таком виде, каком сформировалась эта повесть в «Медном всаднике» и «Пиковой даме», будут разворачивать изображения Петербурга последователи Пушкина: Н.В. Гоголь (рис. 3),

Н.В. Гоголь

Рис. 3. Н.В. Гоголь (Источник)

Ф.М. Достоевский (рис. 4).

Достоевский

Рис. 4. Ф.М. Достоевский (Источник)

Персонажи их повестей – это не Евгений Онегин, а Евгений из «Медного всадника». Это маленькие люди, задавленные жизнью Петербурга. Но самым значительным и ближайшим продолжателем этой традиции выступит Н.В. Гоголь. И если не обращаться к конкретным повестям, которые принято называть петербургскими – «Шинель», «Нос», «Невский проспект», – то во всех этих повестям мы обнаружим, во-первых, фантастический сюжет. Так, в Петербурге нос может существовать отдельно от своего хозяина, причем сам образ Петербурга будет носить двойственный характер, если вспомнить хотя бы «Невский проспект» с его блестящим началом и драматическим финалом. Поэтому становится понятным, что блистательный образ Петербурга, который создаст Пушкин в первой главе «Евгения Онегина» будет завершением очень значительной традиции, связанной с предшествующим XVIII веком, где Петербург воспринимался как воплощение забот и труда императора Петра I (рис. 5)

Император Петр I

Рис. 5. Император Петр I (Источник)

о своем создании. Пушкин также переломит эту традицию: в его творчестве Петербург приобретет совсем другой вид и характер: это будет город униженных и оскорбленных.

Список литературы

Сахаров В.И., Зинин С.А. Русский язык и литература. Литература (базовый и углубленный уровни) 10. – М.: Русское слово.
Архангельский А.Н. и др. Русский язык и литература. Литература (углубленный уровень) 10. – М.: Дрофа.
Ланин Б.А., Устинова Л.Ю., Шамчикова В.М. / под ред. Ланина Б.А. Русский язык и литература. Литература (базовый и углубленный уровни) 10. – М.: ВЕНТАНА-ГРАФ.

Дополнительные рекомендованные ссылки на ресурсы сети Интернет

Интернет-портал Feb-web.ru (Источник).
Интернет-портал Claw.ru (Источник).
Интернет-портал Feb-web.ru (Источник).

Домашнее задание

Составьте сравнительную характеристику образов Евгения («Медный всадник») и Германа («Пиковая дама»), найдите общие и отличительные черты.
Проанализируйте поэму Пушкина «Медный всадник» с точки зрения её образности.
* Напишете сочинение на тему: «Роль художественной детали в повести А.С. Пушкина «Пиковая дама».