Одно из них принадлежит к раннему периоду творчества Лермонтова. Это знаменитое стихотворение «Парус», написанное в 1832 году (рис. 5).

Автограф стихотворения «Парус»

Рис. 5. Автограф стихотворения «Парус» (Источник)

Оно являет собою как бы пейзажное стихотворение и действительно выстраивается как описание как минимум трех пейзажей, которые разворачиваются в трех строфах этого стихотворения. А с другой стороны, всякий раз пейзажная зарисовка сопровождается различными размышлениями лирического героя. Вот сначала возникает такая пейзажная картинка спокойного моря, вдалеке белеет парус:

Белеет парус одинокой В тумане моря голубом!..

с последующими вопросами:

Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?..

В данном случае, поскольку непонятно, что он кинул и что он оставил, проблемой тут становится неясность того, в какую сторону движется парус. Возвращается ли в родные края? Или, напротив, покидает родную страну, отправляясь куда-то в дальние страны? Но очевидно, что для самого образа движения самым важным становится мотив пути, мотив скитания, мотив отсутствия пристани, куда бы ни двигался этот парус. Он схвачен в момент движения.

«Эволюция творчества»

Когда мы говорили об основных периодах творчества Пушкина (рис. 6),

А.С. Пушкин

Рис. 6. А.С. Пушкин (Источник)

то обратили внимание на то, что эту периодизацию создал сам Пушкин. Для него принципиально важно было изменение его муз. С этой точки зрения, творческий путь Лермонтова, или творческий облик лермонтовской музы, в меньшей степени требует разговора об эволюции, о развитии, о периодах творчества. Потому что даже жизненный путь Лермонтова оказался почти на 10 лет короче, чем творческий путь Пушкина. Многие мотивы, которые звучат в его юношеской лирике, продолжают разрабатываться на протяжении всей его короткой творческой жизни. Поэтому можно представить себе развитие Лермонтова как некое углубление и развитие близких и важных для него мотивов и образов. Примером тому может оказаться образ демона (рис. 7), который возникает и в ранней поэзии Лермонтова, и свое завершение получает в последние годы его жизни в последней редакции поэмы «Демон» (всего редакций было восемь).

Демон (М.А. Врубель, 1899)

Рис. 7. Демон (М.А. Врубель, 1899) (Источник)

Но с другой стороны, можно обнаружить определенного рода этапы, границы, моменты, которые дают возможность говорить о раннем Лермонтове и позднем Лермонтове. Этой границей оказывается 1837 год, связанный со смертью Пушкина и знаменитым стихотворением «Смерть поэта» (рис. 8):

Погиб поэт! – невольник чести –

Пал, оклеветанный молвой,

С свинцом в груди и жаждой мести,

Поникнув гордой головой!..

Не вынесла душа поэта

Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

Один, как прежде... и убит!

Автограф стихотворения «Смерть поэта»

Рис. 8. Автограф стихотворения «Смерть поэта» (Источник)

Причем в данном случае речь идет не о том, что Лермонтов написал столь удивительно глубокие стихи, посвященные смерти Пушкина, а о том, что до 1837 года Лермонтов как поэт был никому не известен. Все, что Лермонтов писал до 1837 года, писалось в стол и не публиковалось. И только после 1837 года Лермонтов становится известен. Он начинает выстраивать себя, он начинает выстраивать свой поэтический образ, вступая в некий диалог с реальными читателями, людьми, поколением и за короткий промежуток времени (1837–1841) сумев создать вокруг себя образ поэта своего времени. Поэтому важно, что ранний и поздний Лермонтов по-разному реагирует на окружающий мир. Также можно обнаружить, что в позднем творчестве речь идет о конце 1830-х гг. Безусловно, меняется звучание центральной демонической темы в лермонтовском творчестве. Естественно, что фигура демона остается важной и значительной, но в стихотворениях этот мотив начинает приобретать более человеческий вид: это теперь не вселенское отвержение всего мира, а переживание несовершенства бытия, что звучит более спокойно и человечно. А с другой стороны, возникают персонажи, которые вырисовываются Лермонтовым как люди, которые не переживают такого страшного неприятия мира. Это простые люди, живущие обычной жизнью. Поэтому можно говорить о некотором изменении, некой эволюции Лермонтова то романтизма к реалистическим находкам, к поэтике, приближающей нас к эстетике и художественной логике реалистического искусства и сближающей лермонтовскую эволюцию с эволюцией его учителя А.С. Пушкина.

Понятно, что это один из центральных мотивов творчества Лермонтова, который мы обнаружим и в романах, в судьбе Печорина, который оказывается образом некого странника. Мы заметим его в поэме «Мцыри» (рис. 9), как попытку вернуться из страны изгнания на родину.

Автограф поэмы «Мцыри»

Рис. 9. Автограф поэмы «Мцыри» (Источник)

Вторая строфа рисует нам совсем другую пейзажную картину. Это буря:

Играют волны – ветер свищет, И мачта гнется и скрыпит...

сопровождающаяся далее опять серией вопросов:

Увы! он счастия не ищет И не от счастия бежит!

Тут становится все гораздо более любопытно. Во-первых, не понятно, что ищет тот самый парус. Потому как всякий обычный человек ищет счастья, а он и счастья не ищет, и не от него бежит. Единственной возможностью хоть как-то логически понять этот мотив становится идея того, что парус ищет, по крайней мере, не то, что обычно люди подразумевают под счастьем. Он ищет чего-то иного. Причем это иное не формулируется никак, остается загадкой. Разгадка обнаруживается в третьей строфе, опять начинающейся пейзажем. И он уж совсем особенный. Это не просто покой, а это вселенская гармония:

Под ним струя светлей лазури, Над ним луч солнца золотой...

Это парус находится как будто бы уже не на земле. Действительно, небо отражается в море и кажется, будто мы уже в облаках, рядом с солнцем, двигаться дальше некуда. Однако:

А он, мятежный, просит бури, Как будто в бурях есть покой!

Опять возникает логически несообразная ситуация, при которой мы уже переживали бурю во второй строфе, мы переживали покой в третьей, и выясняется, что всякий раз нашему парусу необходимо нечто иное. Всякий раз, обретая что-то, будучи дома, он жаждет отправляться в странствия. Будучи в странствиях, он жаждет возвращения домой. То, что ему кажется счастьем, на деле оказывается не тем, что он искал. Пребывая в покое, он жаждет бури, во время бури он жаждет покоя. Единственным объяснением этому странному противоречию становится некий символический образ, который возникает в этом стихотворении: образ человеческой судьбы, судьбы лирического героя, которая вырисовывается в качестве образа бесконечного пути, не могущего быть оконченным. Это путь в никуда, это путь бесконечности. Но зато эта жажда обретения одновременно фиксируется здесь жаждой, или попыткой, найти ту самую гармонию. Но всякий раз, находя ее, герой в ней разочаровывается.