Введение
Мы подготовили для вас цикл уроков под общим названием «Навигатор». Они помогут вам лучше понять произведения русской литературы и сориентироваться в материалах, посвящённых этому произведению и размещённых в открытом доступе в интернете.
Сегодня мы поговорим о романе Лермонтова «Герой нашего времени».
Произведение и эпоха
Казалось бы, заглавие сразу определяет, что произведение нужно воспринимать как знак конкретной эпохи. И действительно, 30-е годы XIX столетия – время действия романа – это период разочарованности и ощущения неподвижности в общественной жизни. Героический подвиг 1812 года остался в прошлом (помните лермонтовскую строчку из «Бородина»: «Богатыри – не вы»?), а декабристское движение потерпело крах. Но парадоксальным образом главный персонаж романа и сейчас заставляет спорить о себе: отчаянные попытки найти смысл жизни, скептический склад ума, психологические манипуляции, игра с судьбой – может ли это стать неактуальным?
Жанр
Традиционное жанровое определение «роман» тоже кажется простым лишь на первый взгляд. Перед нами собрание из пяти самостоятельных небольших произведений – и тем не менее у нас создается ощущение целостности текста. С чем же связана такая сложная структура?
Отчасти с тем, что жанр «большого» романа – такого привычного и «естественного» для нас романа в прозе! – еще не был разработан. Вы, конечно, помните уже написанные к тому моменту повести Карамзина, Пушкина и Гоголя, роман в стихах «Евгений Онегин» – но традиции крупной прозаической формы в русской литературе пока не существовало. И Лермонтов впервые «собирает» из нескольких историй масштабный текст, в котором намечаются главные качества будущего русского классического романа: множество сюжетных линий, параллельное развитие нескольких конфликтов, психологическая проблематика и внутренняя эволюция главного героя – история человеческой души. Необычен в «Герое нашего времени» и способ работы с действительностью: центрального персонажа-романтика автор помещает в реалистические декорации, которые рисует в сатирических тонах, – и лермонтовское произведение оказывается гораздо сложнее общепринятой классификации по художественным направлениям.
Но самым интересным объяснением дробной структуры романа становится порядок, в котором читателю подаются события. Даже нам, любителям современных текстов и фильмов с нелинейной композицией-головоломкой, подход Лермонтова кажется смелым.
Сюжет и композиция
В первой части, которая называется «Бэла», действие происходит на Кавказе. Некий военный (повествование ведется от его лица) знакомится с пожилым штабс-капитаном Максимом Максимычем. Тот рассказывает ему историю своего приятеля Григория Александровича Печорина. Некоторое время назад этот молодой офицер увлекся дочерью черкесского князя и похитил ее из отчего дома. Среди многих последствий этого поступка главное одно: Бэла погибает.
Во второй части («Максим Максимыч») рассказчик внезапно становится свидетелем встречи Печорина и штабс-капитана. Заинтересованный услышанной историей, повествователь внимательно наблюдает за Печориным. Беседа приятелей оказывается удручающей: Печорин холодно ведет себя с Максимом Максимычем и показывает, что не расположен к общению. Григорий Александрович держит путь в Персию и навсегда оставляет штабс-капитану свои записки как груду бесполезных бумаг. Их-то с согласия старого военного и забирает рассказчик.
Из так называемого «Журнала Печорина» (это не журнал в нашем понимании, а личный дневник) мы узнаем события жизни этого странного человека уже от первого лица. В «Тамани» рассказывается о том, как Печорин случайно разоблачает контрабандистскую компанию и чуть не становится жертвой юной преступницы. В части, которая озаглавлена «Княжна Мери» (эти названия дает рассказчик, он же издатель), дневниковые записи Печорина раскрывают историю, произошедшую с ним в Пятигорске. На курорте, где лечится минеральными водами аристократическое общество, Печорин встречает бывшую возлюбленную – Веру, и она, будучи замужем, все равно поддается давнему чувству к Печорину. Параллельно Григорий Александрович соперничает с человеком, который его раздражает, – юнкером Грушницким, и делает так, чтобы симпатичная Грушницкому барышня – княжна Мери – по-настоящему влюбилась в Печорина. Дело доходит до дуэли, на которой Печорин убивает Грушницкого. Последняя часть – «Фаталист» – рассказывает о странном случае: среди военных идет спор о том, есть ли судьба. На глазах Печорина поручик Вулич, на спор стрелявший себе в голову, остается жив, но потом нелепо погибает от руки пьяного казака. Печорин озадачен: он интуитивно чувствовал, что этому человеку суждено скоро умереть, – так и получается. Здесь заканчивается текст романа.
Сейчас мы восстановили тот порядок, в котором события выстраивает автор (такова композиция романа). Но в естественном хронологическом течении все было иначе: сначала Печорин приезжает на юг, в Тамань, потом идут события «Княжны Мери», и за выстрелом Вулича наблюдает Печорин, уже убивший на дуэли Грушницкого. Только после этого Печорин затевает похищение Бэлы, и, разумеется, знакомство повествователя и Печорина происходит позже всех названных событий.
Персонажи
Давайте рассмотрим персонажей в том порядке, в каком мы с ними знакомимся по ходу текста.
Повествователь – человек, во многом напоминающий Лермонтова. Он не чужд литературе: его чемодан «до половины был набит путевыми записками о Грузии».
Максим Максимыч показался рассказчику человеком «лет пятидесяти». Простодушие, сердечность, отеческая привязанность персонажа к Бэле оттеняет холодность Печорина, делая первое впечатление от главного героя еще более шокирующим. Однако при всей доброте Максиму Максимычу недостает душевной тонкости – он, например, без церемоний и с обыденной интонацией спрашивает у Печорина, помнит ли он погибшую черкешенку. Психологические тонкости и «метафизические прения» – не его сильная сторона. О сложнейшем Печорине он вначале говорит, что тот «немножко странен», и после дневника Печорина эти слова кажутся не просто наивными, а откровенно смешными.
Сам Печорин – это герой без биографии. Оставшиеся у Максима Максимыча записки объясняют предыдущую жизнь Печорина (на тот момент ему исполнилось 25 лет), но поскольку издатель решил не печатать эти фрагменты, то прошлое героя (в соответствии с романтической традицией) навсегда становится загадкой. Намеки на то, что это прошлое весьма драматично, рассыпаны по всему тексту (например, княгиня Лиговская упоминает о «деле» Печорина, которое «наделало шуму» в Петербурге). Столь же неясны и будущие события в Персии (понимая очевидный намек на трагедию Грибоедова, мы все-таки недоумеваем, какие именно роковые случайности определили гибель Печорина). Что касается личности героя, то его дневниковые записи, как кажется, проясняют многое: этот человек привык сомневаться во всем, он постоянно себя анализирует. Устав о смены впечатлений, он скучает из-за пресыщенности жизнью. Он думает, что его любовный опыт колоссален, он рассуждает о женщинах как знаток (и порой это выглядит цинично). Даже встречаясь в Кисловодске с Верой, Печорин воображает на фоне кавказской природы какую-то карету, из которой «выглядывает розовое личико» – мечта это или воспоминание? Большой вопрос, можем ли мы доверять словам Печорина, например, в том эпизоде, где он исповедуется княжне Мери, говоря о светской несправедливости:
«другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние — не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины».
Страстный монолог, в котором можно найти так много перекличек с лирикой Лермонтова, – это искренний порыв души или романтический эффект в духе Грушницкого – набор штампов, которые должны вызвать сочувствие у утонченной барышни?
Бэла – дочь черкесского князя, похищенная Печориным при содействии ее собственного брата. Неграмотная девушка, человек совсем иной культуры, оторванная от своих корней, она обречена заранее, задолго до удара Казбича: она не сможет быть Печорину интересной долго, но и возврат в традиционную этническую среду для нее невозможен. Если Мери, раненная влюбленностью, возможно, найдет мужество жить дальше, и, вернувшись в столичное светское общество, будет в нем принята, то на Бэле в рамках восточной культуры несмываемый позор (и Печорин не мог об этом не знать).
«Ундина» – юная контрабандистка. Заманив Печорина на свидание, она хочет его погубить, чтобы он не разоблачил их шайку. В образе Ундины чувствуется насмешка над типичной романтической ситуацией: герой оказывается в экзотическом месте, в окружении моря и скал, ночью на берег приходит таинственная фигура в белом (чем не балладный сюжет!), а потом красавица-дикарка увлекает героя в любовное приключение. Но все оказывается куда прозаичнее. В этой истории чувствуется, что сложившийся романтический контекст уже воспринимался Лермонтовым как банальность: по-настоящему выдающийся герой теперь тот, кто действует хладнокровно и рационально, сохраняя власть над ситуацией и трезвость мысли.
Грушницкий не такой простой персонаж, каким кажется сперва. Конечно, он представляет собой пародию на романтическую личность: у него нет собственных мыслей, его привлекают «готовые пышные фразы», его «галантные» поступки пародийны и лживы (ведь он даже не боится опорочить имя Мери). Тем не менее, в своих манипуляциях Грушницкий глуп: он «не знает людей и их слабых струн, потому что занимался целую жизнь одним собою». Несмотря на вторичность героя, его шаблонность, он почему-то возмущает Печорина больше, чем прочие представители «водяного общества», – а они ведут себя не менее фальшиво. В чем же дело? Может быть, в том, что раздражение Печорина обусловлено лично: Грушницкий, претендуя на то, чем может быть только исключительная индивидуальность, словно пытается отобрать у Печорина его образ? Интересно, что в сцене дуэли Грушницкий ведет себя противоречиво: его финальный поступок – отказ мириться – это вызов упрямства, неожиданного в такой мелкой натуре. Грушницкий гордо принимает смерть – не потому ли, что хочет наказывает себя за клевету и участие в дуэли на бесчестных условиях?
Княжна Мери по воспитанию и интеллекту отличается от прочих барышень «водяного общества». Мы узнаем, что она «читала Байрона по-английски и знает алгебру»,а ироничный Печорин замечает: «<…> ее разговор был остер, без притязания на остроту, жив и свободен; ее замечания иногда глубоки». Но главное, что отличает Мери, – чувство собственного достоинства. Вспомним финальное объяснение с Печориным:
«<…> глаза ее чудесно сверкали. – Я вас ненавижу... – сказала она».
Хочется верить, что она найдет в себе силы перерасти эту унизительную и потому невыносимую для нее историю.
Вера – женщина, которая оставляет след в душе Печорина и даже становится причиной его слез. В ее образе сохраняется тайна (как и Печорин, это героиня с темным горестным прошлым и печальным будущим – Вера опасно больна). Мы не узнаем ничего конкретного о ее предыдущем романе с Печориным, но эта женщина, в отличие от Бэлы и Мери, не питает никаких иллюзий и ни на что не надеется. Вера вызывает у Печорина уважение потому, что она единственная его «поняла совершенно» и приняла таким, каков он есть, без упований на его преображение. Помещая героиню в ситуацию супружеской неверности (причем неоднократной – Вера уже изменила с Печориным своему первому мужу), автор тем не менее сохраняет в ее образе цельность: героиня оказывается верна своей единственной любви (сложно не увидеть тут полемику с Пушкиным). Хрупкая, болезненная Вера, на лице которой, как и во взгляде Печорина, читается «глубокая грусть», проявляет понимание ситуации и умение управлять людьми (вспомним, как она устраивает свидания и продумывает алиби). Ее письмо перед расставанием – это честная попытка рефлексии. Из всех женских персонажей романа Вера оказывается самой сложной и в каком-то смысле соотносимой по масштабу с Печориным.
Доктор Вернер – друг Печорина в Пятигорске. Как и Печорин, Вернер – «скептик», но этим не исчерпывается образ человека, к которому Печорин способен питать уважение: главный герой вспоминает, как его приятель «исподтишка насмехался над своими больными; но <…> плакал над умирающим солдатом». С образом Вернера в роман снова входит тема человеческой противоречивости.
Поручик Вулич – страстный игрок, непонятный одинокий человек, полный безрассудной храбрости, – словно alter ego Печорина. Интересно, что в речи Печорина о Вуличе собраны эпитеты, которые в разных местах романа относятся к самому Печорину: «печальная и холодная улыбка», «он приобрел над нами какую-то таинственную власть», «я читал печать смерти на бледном лице его». Печорин отважно помогает задержать убийцу Вулича – и из уважения к смелости убитого, и желая испытать уже свою судьбу.
Художественные приемы
Ключевым художественным решением в романе становится композиция. Дело в том, что главного героя при таком порядке событий мы начинаем понимать постепенно. Сначала мы воспринимаем его через речь Максима Максимыча. Он наивен и замечает лишь внешние проявления характера Печорина. Рассказ штабс-капитана интригует и повествователя, и нас, но понять, почему Печорин так поступает с Бэлой, мы не можем. Потом мы видим Печорина глазами повествователя – а это человек с совершенно другим опытом, кругозором и образом мысли, и его мнению о Печорине мы доверяем больше. К тому же в издательском предисловии к дневнику героя повествователь сообщает, что «Печорин, возвращаясь из Персии, умер». Без особой печали (пока для читателя Печорин – холодный и жестокий человек), уже зная финал этой странной жизни, мы можем сосредоточиться исключительно на личности героя. И вот тут, в записках, мы наконец-то видим, как рассуждает и чувствует тот, в ком мы не видели ничего, кроме равнодушия и типичной литературной «моды скучать». Похожий в своей исповеди Максиму Максимычу на Онегина, Печорин в дневнике уже вовсе не выглядит байроническим подражателем или человеком без совести. Его слова обращены к самому себе, это попытка честного самоанализа.
В области психологизма Лермонтов также делает художественное открытие. Уникальная оптика – сочетание разных точек зрения на персонажа – позволяет создать особое восприятие героя. Мы видим его так, как происходит и в жизни: через собственные зрительные впечатления, беседу, слухи, порой чьи-то предвзятые суждения. Особую роль играет психологический портрет. Помните описание внешности Печорина, данное рассказчиком? По внешним приметам – облику, манере одеваться, по глазам Печорина повествователь домысливает внутренний мир героя:
«<…>то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный»,
– один из любимых лермонтовских эпитетов – «холодный» – принадлежит взгляду Печорина, и мы представляем человека гордого, смелого, хладнокровного. От повествователя не укрывается и то, что не проявлено во внешности напрямую, а лишь угадывается во взгляде, – присутствие в душе Печорина «глубокой, постоянной грусти».
Проблематика
Незаурядный герой оказывается одиноким – сюжет, распространенный в мировой литературе. Храбрый, харизматичный, наделенный литературным даром (посмотрите, как Печорин описывает кавказскую природу), герой отчужден от других людей. Но этот далеко не новый сюжет Лермонтов наполняет особым звучанием – Печорин выбирает одиночество добровольно:
«<…> какое дело мне до радостей и бедствий человеческих <…>?»
Почему он хочет быть одиноким? Возможно, потому, что на той вершине, на которой он хотел бы себя видеть – на вершине власти, – у него нет и не может быть союзников. Посмотрите, как говорит Печорин о дружбе:
«<…>я к дружбе неспособен: из двух друзей всегда один раб другого».
А вот незабываемая метафора любви – но ее, наверно, можно распространить на разные человеческие отношения:
«Есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет! Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы».
Таким образом, Печорину неважно, какие состояния возникают у других людей, главное – экстремальная сила этих состояний. Возбуждать если не любовь, то ненависть – именно это Печорин считает истинным масштабом личности. И не случайно сразу несколько людей на страницах романа признаются, что ненавидят Печорина. И это не только Грушницкий и Мери – даже Вера замечает: «Я бы тебя должна ненавидеть». Интересно, что герой предпочел бы – и он честно пишет об этом – все-таки получить любовь, но для него она обязательно должна быть соединена с обожествлением.Это желание замечает в нем Вера:
«<…> в твоем голосе, что бы ты ни говорил, есть власть непобедимая; никто не умеет так постоянно хотеть быть любимым; ни в ком зло не бывает так привлекательно».
Прямо об этом говорит сам Печорин:
«Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив; если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви».
Фактически Печорин претендует на то, чтобы быть божеством, и тем самым обрекает себя на ледяное трагическое одиночество.
Лелея в себе страсть к масштабу, он вступает в противоборство с судьбой. Но и тут, отмечая в себе «врожденную страсть противоречить», сталкивается с парадоксом. «<…> сколько раз уже я играл роль топора в руках судьбы!» –восклицает он, но ведь быть орудием судьбы (той самой, которая, как показано в «Фаталисте», все-таки существует!), означает снять с себя всякую личную ответственность за свои поступки. И Печорин застывает в парадоксе между «творить зло свободно» (что для него больно и горько, все-таки это человек благородный: «знаю только то, что если я причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив»)и «подчиниться судьбе», что невыносимо для его гордости(«А что такое счастие? Насыщенная гордость»).
Сложнейшая философская проблематика романа перекрывает вопросы конкретно-исторические (насколько Печорин «лишний человек» и правда ли это «портрет составленный из пороков всего поколения, в полном их развитии»?). Глубина произведения выводит нас на вопрос о сверхчеловеке – тот самый вопрос, которым гораздо позже зададутся Достоевский и Ницше. С этим сопряжен еще один вопрос, который для Печорина остался трагически открытым. Это вопрос о смысле жизни:
«спрашиваю себя невольно: зачем я жил? для какой цели я родился?.. А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные... Но я не угадал этого назначения».
Все поступки Печорина, даже самые безрассудные (подвергать себя смертельной опасности), даже самые чудовищные (губить жизнь других людей), продиктованы или стремлением к смыслу, или неосознаваемой (потому что мелкое недостойно!) завистью к людям, которые нашли этот смысл в курортном безделье, повышении по службе или браке. Им – таким мелким и немасштабным – жить гораздо проще. Проклиная себя за вечную раздвоенность («Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его»),Печорин боится никогда так и не найти смысл. Его слова в последней части романа звучат с максимальным отчаянием, на какое способен человек гордый и хладнокровный:
«<…> скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению».
Может быть, бесконечно анализировать и всегда сомневаться – это не так уж хорошо?
